- Mazalin
- Так уж сложилось, что к оным (рептилиям) я неравнодушен с молодости, когда еще, начиная играть в игры серии TES, выбрал себе там аргонианина. Дополнительная сложность и нахождение в низах общества также привлекает - эту роль я безуспешно (по причине такого явления, как отток и игроков и лень ГМов в ФРПГ, как впрочем, и моя собственная временами) пытаюсь раскрыть уже давненько. В случае с этими рептилиями совпали оба моих интереса. Так вот… Ни на одном сервере SS13 (англоязычные не считать - я достаточно знаю язык, чтобы понимать, но не чтобы грамотно разговаривать, я не шел на baystation, чтобы не позориться) (подался я в SS13 с форумок, услышав заветную аббревиатуру “РП”) я не находил адекватной реакции на своего персонажа - всем было либо плевать, либо попадались либерасты, не читавшие ни одного бэка: ни беевского, ни гримдаркового анимусовского (в котором какое-то время даже пылилась моя статья по согханам, но, к несчастью, она погибла со старой Вики в ходе их очередной династической войны за царство над всея сервером).
Итак, ее многословничество, анкета a.k.a квента. Тем, кто ее читал, не обязательно перечитывать всю - сразу оговорюсь, что я добавил в нее несколько абзацев, но все они в конце.
Саккар (фам.) Азель (им.)
Теперь, после такого лирического отступления, можно продолжить…
Надеюсь вас не смутит обилие свойственной мне воды.
Могес - суровая планета, пережившая не одну цивилизацию и которая, наверняка, встретит расцвет и гибель еще как минимум нескольких. И суровая планета рождает суровых детей. Согханы/унати (далее последует их актуальное название) были достойными детьми этого куска камня. Даже освоив всю планету, выйдя на контакт с другими цивилизациями, объединившись, эта агрессивная раса не нашла покоя. В самой идеологии этих существ была закреплена потребность в доминации. Агрессивный нрав и ограниченность ресурсов заставляли ставленников главы совета сталкиваться друг между другом из-за ресурсов. Глава планеты всей не мог изменить этого и временами санкционировал карательные операции и противостояние - все же, его подданным надо было как-то выпускать на волю свое естество, а молодежи доказывать свои навыки в бою и заслуживать уважение. В общем, единства, как и у человечества, полноценного не было, лишь мнимое. В процессе некоторые города и селения превращались в горячие точки, частично или полностью уничтожались - кому как повезло.
Род Азеля происходил из префектуры, именуемой Симурру. Наместник Симурру, умирая от болезней и старости, перед самой кончиной добился избрания следующего наместника в лице своего сына. Сын был самодовольным напыщенным идиотом, которому даже сержантского звания не стоило бы давать, но это был последний сын, ибо все остальные погибли от козней Дильбата - соседней территории. Симурру обладала большим запасом никелевых руд и была лакомым кусочком для пустынного края, что лежал на границах. Новый наместник не продержался и двух лет - по глупости своей, огрызнувшись на самые простые провокации, он очень серьезно оскорбил соседа и весь его род до самого его начала, совершив, фактически, богохульство. Сейчас уже неважно было, кем именно был этот идиот - он и его семья давно мертвы, но расплачиваться пришлось потомкам. После соответствующей жалобы в вышестоящие инстанции, дерзкого наглеца хотели справедливо покарать, но он отказался сдаваться и окопался на подконтрольных ему территориях, вооружив до зубов всех, кого только мог. Соседям лишь этого и надо было. Уже готовая и жаждавшая крови армия двинулась на города и поселки Симурру.
Сопротивление было недолгим - идиот-“командующий”, он же наместник, погиб после первого неудачного боя от рук своих командиров, попытавшись в одиночку в припадке гнева всех их перебить за “ослушание приказа и потерю чести своего повелителя”. Тем временем, воины Дильбата бесчинствовали в захваченных землях. В первую очередь, естественно, пошла волна грабежей, а после - репрессий тех, кто был этим недоволен, а это было подавляющее большинство. Семья Саккаров была порабощена еще за месяц до захвата столицы префектуры; дед Азеля избил и выбросил из своего дома зашедших туда гвардейцев и не давал им забрать нажитое, несомненно, тяжелым трудом. К несчастью, он с семьей, в том числе с пока что совсем юным отцом Азеля - Векесом, был схвачен и вскоре увезен на только что захваченные шахты, где уже наспех сколачивался концентрационный лагерь.
Война кончилась, префектуры, как отдельные образования, перестали существовать - теперь это была одна большая префектура Дильбат, победители пожинали плоды своего триумфа, а проигравшие оказались либо в могилах, либо глубже. Существование в лагере было практически невозможно первые годы, когда опьяненные жаждой наживы чиновники, наводнившие захваченную землю, высасывали из заключенных и недр земли все соки, чтобы показать свою продуктивность. К несчастью, дед такого обращения долго не стерпел - он был застрелен охраной при попытке нападения на конвоира через полтора года после порабощения. Векес, которому тогда было еще лишь 8 лет, остался на попечении матери.
Годы шли, а оттепель в колонии строгого режима при шахте B-46 наступила уже через месяц после безвременной кончины дедули. Режим смягчили, нормы снизили и выжить стало хотя бы… Возможно. Вскоре разрешили сожительство вместе, дали даже плодиться (в любом случае вымирали они быстрее, а выделять на новые рты еду все равно никто не собирался). Но не стоило думать, что от этого жизнь стала легкой. Совершенно нет. Заключенные очень быстро потеряли всякую связь с былой культурой, верой и обычаями — не сменилось и поколения, как они уже были неузнаваемы для сородичей и презираемы свободными, как отступники от истинных путей. Исчезла вся обрядность, посвящения, ввиду невозможности их совершения, роли в семьях, ибо ни режим, ни сами обстоятельства жизни уже не оставляли места на такую роскошь. Воспитываемый матерью, Векес уже вырос совершенно иным, нежели можно было представить. Но в нем осталось кое-что и от отца, а кое-что — из-за отца. Особенно злоба. Он ведь был рожден свободным и знал эту жизнь, а то, что она была забрана в самые светлые, детские годы жизни, еще больше осветляла этот период. Он хотел вернуть все назад и отомстить. И многие хотели — что выжившие первые заключенные, что их дети. Рано или поздно должно было начаться восстание, это был вопрос времени. Началось оно поздно.
Уже в 20 лет отец Азеля нашел себе спутницу по имени Сауда, а в 21 был обрадован двойней — близнецами-ящерами мужского пола. Если один, как очевидно предполагать, был назван Азелем, то второму досталось имя Уоссва, поскольку он показался на свет первым. В 24 родилась сестра — Ифе. До второй радости, к несчастью, мать Векеса уже не дожила — заболела и умерла за неимением лекарств. Вернее, их недачей. Взращенным в отдалении от культуры свободных сородичей, но в очень жесткой среде, детям Векеса и Сауды не было ведомо такое распространенное явление, как притеснение самок по той простой причине, что уже была обозначена: в таких невыносимых условиях жизни очень быстро забываешь все лишнее, а Азеля с Уоссвой уже некому было учить этому, да и не нужно. С шести лет близнецов уже начинали подряжать на самую простую работу, вроде переноски воды в копи, чтобы работяги пили, не отвлекаясь от труда. С раннего детства для них стало обыденно видеть голод и смерть, болезни и жестокость привратников и конвоиров. Возможно, они бы привыкли к этому и стали смиренными работягами, пока не погибли бы, подцепив какую болезнь в недрах шахты или упав в яму, но отец не хотел им такой жизни и, имея стойкое желание дать и им, и себе свободу, рассказывал им о ней, об этом удивительном ощущении, когда над тобой не заносят дубинку за малейшее отклонение от требований. Когда сам решаешь, чем и как заниматься. Воспитанные на этих сказках близнецы вскоре сами стали одержимы этой идеей. Только Сауда и подрастающая Ифе боялись такого, ибо им было очевидно, что за такие разговоры можно сгинуть гораздо быстрее, а любая попытка получить эту самую «свободу» не могла обойтись без крови. Большой крови.
На шестнадцатилетие уже относительно окрепших, несмотря на недоедание и плохие условия жизни, ящеров-близнецов пригласили в лачугу неподалеку от входу в шахту. В ней собрался отец, несколько уже явно стареющих унати и пара групп ровесников отца. Это была местная пятая колонна, десятилетиями ждавшая часа ослабления врага. И вот уже сменилось поколение надзирателей, среди них прокралась лень, праздность затмила им глаза, а взгляд правительства префектуры уже не был направлен на этих несчастных и, что более важно, были установлены контакты с сочувствующими из числа переживших оккупацию, но не арестованных. Через две недели прилетал большой шаттл, чтобы загрузить запас руд и какого-то нового минерала, обнаруженного на дне шахты, на торговлю с людьми. Неизвестно, что там предлагалось взамен, но это было неважно. Мятежники собирались поднять организованную и внезапную атаку на пункты обороны. У них даже было немножко оружия, которое удалось втайне сделать и спрятать, или найти, потерянное нерадивыми старожилами. Молодым рептилиям предложили поучаствовать в историческом для этой префектуры событии — открытом мятеже на шахте B-46. Ни один, ни другой ни секунды не раздумывали — сразу согласились.
Но за день до начала операции «Освобождение» (оригинальность никого не заботила) случилось непоправимое — ночью была схвачена и перебита вся верхушка заговора. Практически все поколение мужского пола, помнившее свободу лично, было убито за эту ночь. Векес был в числе оных. Гвардейцы ворвались ночью и закололи его, отсыпающегося перед большим днем, прямо на лежанке с такой скоростью, что никто не успел даже среагировать. Когда взбешенные гибелью отца братья выскочили на улицу, гвардейцев уже не было видно в узких переулках лачуг — они скрылись за углом, гонясь за новой целью. Азель, Уоссва и Ифе остались без отца, а Сауда — без мужа. Никто не знал, кем был продавший всех друзей и товарищей Иуда.
Казалось, все кончено и можно было прощаться с мечтами о «свободе», но в нужный час вечером следующего дня на улицах раздался сигнальный свист. Никто не знал, кто из организаторов заговора выжил, но было очевидно, что раз жив хоть один, раз хоть кто-то смог отстоять свою жизнь и уйти из цепких лап оккупанта, то значит, надо бороться. Никто не подозревал, что свист этот не был санкционирован кем-то из изначальных заговорщиков — они все, кроме одного предателя, действительно были убиты. Это сделали братья Саккар, решив это еще до того, как тело отца успело окончательно остыть. И после случившегося, мать уже не смела отговаривать их от задуманного.
Сказать, что в этих лабиринтах наспех сколоченных лачуг была резня — не сказать ничего. Это была кровавая бойня. Мертвые тела и раненые устилали грязные дорожки, кровь образовывала в канавах обильные багровые лужи. Но смерть всех глав повстанцев сыграла решившимся смельчакам на руку — руководство лагеря еще меньше ожидало начала восстания, будучи уверенным, что эти трусы и отступники не решатся идти без вдохновителей. Это было причиной, почему они были раздавлены. Застигнутые врасплох, неорганизованные, даже будучи тренированными и вооруженными они не смогли сдержать ту волну мяса, что направилась на них, не говоря уж о том, что эта самая «волна мяса» действовала по плану, который обсуждался и воображался не один год и не успел погибнуть вместе с его авторами, переданный из уст в уста дальше, будущим сотникам и десятникам мятежа.
Захватив еще больше оружия после прорыва арсеналу, в ходе захвата которого был сильно ранен Уоссва, а после — и весь лагерь, восставшие против захватчиков разбежались, кто куда. Очень скоро должна была прибыть карательная экспедиция и никто не хотел оставаться здесь. Кто-то убежал к оставшимся, родным, кто-то — в соседние префектуры, а самые мудрые, кто понимал, что так они далеко не уйдут, дошли таки до шаттла, который еще не успел загрузиться рудой. Захватив контроль над судном в считанные минуты (с захваченным то у гвардейцев оружием и броней сделать это было проще простого), беглецы загрузились в грузовой отсек вместе с тем, что команда успела загрузить, и двинулись навстречу судьбе. Раненный Уоссва покинул этот бренный мир уже на борту, оставив Азеля единственным мужчиной в семье Саккар. Оставшиеся в живых были едины в горе и надежде, что эта самая свобода стоила жизни их близких.
Сотрудники NT встретили эту «немножко» измененную по наполнению поставку с не то, что удивлением, а смесью ярчайшего изумления и гнева. Поначалу, вооруженные ящеры в трюме даже вызвали тревогу, что это захватчики и все являлось ловушкой с неизвестными далеко идущими планами унати на захват людских технологий и начало войны, перед тем, как это было опровергнуто, успело погибнуть несколько мужей-повстанцев. Азелю очень повезло, что его за весь этот проклятый день так и не тронула костлявая рука Смерти.
Событие быстро получило резонанс и руководство NT не знало, что делать с этими внезапными «гостями». По всем правилам, их следовало выдать, а с правительства Могеса потребовать полноценной компенсации и недосдачи товара, но все вывернулось несколько интереснее. Интересующий NanoTransen минерал уже был загружен на борт и получен, а руды, в общем-то, в данном случае были не столько то и важны — NT закупала их для ускорения одного своего проекта, но одна поставка большой погоды не сделала бы. А вот дешевая рабочая сила, которой некуда идти, выносливая и привычная к тяжкому труду, могла бы пригодиться на местах, где ничего, кроме тупой силы и живучести не требовалось. Выжившим ящерам предложили «исполнение» их мечты о свободе. На Могесе, собственно, никто особо против этого предложения и не выступал — Дильбат уже достаточно обогатился, а отловленных на поверхности каторжников и новых заключенных хватало, чтобы поддерживать функционирование шахты, возможно, даже с большей эффективностью, чем с таким переполнением. Азель был счастлив — мечта деда, отца, брата и него самого наконец была исполнена.
Ну… Так казалось. Азель очень скоро понял, что они просто променяли шило на мыло. При мнимом «большем» количестве прав, на деле все осталось как есть — плохие условия (пусть и лучше, чем раньше), унижение со стороны окружающих, аутсайдерство. И что самое главное — теперь тебя уже никто не подгонял, теперь ты сам осознавал, что если не будешь дергаться, то тебя вышвырнут и дай боги, не в шлюз в открытый космос. Для тех, кто всю жизнь жил по чужой указке такая перемена была существенной и сулила огромные нервные напряжения. Вся семья Саккар была распределена на самую низкую работу, что можно было найти, ибо это были непросто ксеносы, но необразованные ксеносы, которые, поначалу, даже не знали языка, а о грамоте и вовсе впервые слышали. Уже смирившаяся со своей судьбой Сауда стала уборщицей на ЦК, скромная и талантливая Ифе тоже поначалу была с матерью «коллегой», но ее интерес к медицине, проявившийся еще в детстве (и разница в сложности местной и «родной» медицины ее не пугала) по какой-то счастливой случайности завел ее на должность младшей медсестры. Она пока что ничего не умела (а на таком низком посту и не надо было), но училась, наблюдая. Ее хотя бы утешало то, что она работает, помогая другим. Даже если за это не получала никакой благодарности. У обескураженного и лишенного иллюзий Азеля не оставалось даже этого. Отправленный на «мужскую работу» в грузовой отсек, и так очевидно, на какую должность на станции «Исход», он был вынужден в одиночку привыкать к новой для него действительности. Два года он смиренно проходил со своим бейджем на униформе, находясь в состоянии, близком к помешательству, еще два он набирал предупреждения и выговоры — злость и обида на судьбу и окружающих рвалась из него, что он еле мог ее сдерживать. Благо, он смог ее сдержать в тех рамках, чтобы сохранить работу, поскольку иного пути выжить для него и его семьи не было. Надо было выкручиваться. За это время ящер успел стать курильщиком и начал испытывать теплые чувства к алкоголю в самые неприятные моменты жизни, а отношения с персоналом осложнились порой параллельными выпадами на оскорбления со стороны рядовых работяг, если среди таких находились достаточно тупые, чтобы лезть на рослую мускулистую рептилию с явно плохим настроением. Также, вопреки правилам, с какого-то момента он начал носить черный комбинезон вместо своей формы на сменах. Впрочем, руководству было совершенно плевать — грузчика и так практически никто не видел, он вечно был либо у шлюза сброса мусора, либо разгружал/загружал шаттл снабжения. Да и спутать его с кем-то уже было совершенно невозможно. Да и родной отсек, пожалуй, был единственным местом, где за долгое время удалось установить хотя бы какие-то отношения с обычными работягами (и прибавляя к этому пару инженеров). По крайней мере, эти отношения не были чем-то в стиле [ругань на ящера >>> тихая/проявленная злоба в ответ].
Так для Азеля прошли четыре года его жизни. Вскоре гнев ушел точно также, как и ощущение мечты. Можно сказать, теперь он мог с относительным спокойствием взглянуть на разбитое корыто своих амбиций. В свои 20, унати стоял на перепутье — смириться с судьбой, как сестра и мать, или сделать еще одну попытку найти лучшую жизнь, уподобившись деду, отцу и брату?..
Состояние на данный момент: за эти 4 года Азель испробовал несколько методов облегчить свою жизнь. Он пытался перевестись в шахтеры, подальше от большинства персонала, но ему было отказано из-за отсутствия подходящих РИГов, начинал подрабатывать для контрабандистов курьером, перевозя через станцию разного сорта запрещенные товары. В процессе данных перевозок он был вынужден изучить работу терминалов и дверей, не без помощи “коллег”, подсказавших, как можно взломать терминал или дверь. Но раз от раза, с ростом количества персонала, это становилось сложнее и сейчас Азель решается на перевозку очередной партии крайне редко. В какое-то время унати даже мечтал о том, чтобы пойти в наемники, но наличие семьи его останавливало, хотя по всем остальным параметрам это была бы свободная жизнь, хоть и крайне опасная… Но не беглому ли лагернику не привыкать к опасности? В любом случае, выслужиться у него шансов пока что не представлялось. В любом случае, если он решится на очередную попытку, то это будет очевидно, что он использует все возможные методы сделать свою жизнь и жизнь оставшейся семьи лучше, даже если это будет означать нарушение закона.
Психологические характеристики: нервный, страдающий паранойей, замкнутый. На опасность со стороны людей (исключая СБ) реагирует агрессией в разной степени, сдерживаемой здравым смыслом. Как итог, из-за невыпущенной злобы и имеет пристрастие к курению и употреблению спиртного. В отношении СБ ситуация сложная: смешанная неприязнь и страх, напоминающий о лагерной охране, что выливается в настороженность и вспышки паранойи при их наличии рядом. Ненавидит окружение, но, все же, надеется найти среди окружающих какого-либо друга, этому мешает паранойя в.т.ч. Желательно, естественно, сородича. К податливым и изнеженным таярянам испытывает неприязнь, причины которой даже не может сформулировать - просто не любит. Не склонен к стереотипному мышлению, но склонен к преувеличиванию негативных черт окружающих в своем восприятии. К NT уже давно не лоялен.
Внешний вид: рост под 210, хорошо развитая мускулатура, на теле местами можно встретить небольише шрамы разной глубины (сувенир из прошлой жизни). Из заметных сразу - с правой стороны на нижней челюсти. Рога и тому подобные наросты практически отсутствуют. Глаза желтые. Зубы, как ни странно, здоровы. Взгляд практически всегда скачущий, выискивающий врага, за исключением моментов уединения (впрочем, это тоже зависит от ситуации).