-
Kemp_Ace
-
Старый хвост был оторван не справедливо, не успела ещё наиграться на ксеносах.
Квента
Часть
За бронированным стеклом фонаря, уходящий за горизонт С’рандарр и его сестрица Месса ласково красили нежными лучами пятый океан и каскады могучих пушистых облаков алыми красками. Оглядывая огромные красивые просторы и заглядывая вниз под облака, Марра искала покой и умиротворение в последних минутах тишины.
Нервы натянутые как струны не давали покоя, тяжелым грузом висело что-то на плечах души. Помогало только оглядывание красоты окружающего простора, заглядывание за край кабины чтобы пронаблюдать за тем, как где-то внизу под облаками и крыльями медленно ползут макушки гор, их снежные шапки, и как весело поблёскивают тёмною водой вскрывшиеся извилистые реки…
Мрачные мысли потускнели, и растворились в смирении.
Весна… Скоро день рождения… - мелькнули мысли в голове.
Взгляд из полностью закрытого шлемофона перекатился сначала на приборную панель, на бортовые часы, а затем на бедро с закрепленными на компрессионном комбинезоне бумажной картой с пометками, часами и штурманской линейкой.
– Смена курса… Азимут тридцать… начинает поворот. –
Глянув на приборную панель, а затем заглянув за плечо по левое крыло, она прибавила газ, толкнув левой рукой РУДы, а педалями придала крен и тангаж заставив тем самым самолёт уходить в вираж. Что-то ощутимо придавило к креслу.
Марра продолжила наблюдать через плечо за ведомым даже после того, как он скрылся из обзора прикрытый фюзеляжем её собственного самолёта: закрытый шлемофон подключён к борту, а встроенные камеры в обеих полусферах лишали пилота слепых зон. Удостоверившись, что ведомый следом повторил вираж, она снова вернула взгляд на приборную панель.
Заканчивая вираж, рука, обтянутая плотной кожаной перчаткой, медленно потянула РУДы, сбавляя газ на маршевую силу, С’рандарр и Месса уже скрылись далеко за горизонт и небо начало холодно чернеть в глубине своей и терять алые краски, пробуждая поблёскивающие точки - звёзды…
Марра опустила взгляд на бумажную карту, а рука будто на автомате с РУДов опустилась к тумблерам. Нажатием лёгкого пальца она переключила приборную панель в ночной режим, а в шлемофоне изменилась картинка, окрасившись в неприятный зелёный рябящий цвет ПНВ.
Тяжелой монотонной речью Марра пробубнила в кислородную маску, снабжённую микрофоном: “Точка входа, три минуты, полная готовность…”
Речь в рацию прервала замигавшая лампочка с числом «30» на радаре РЭР. При взгляде на приборную панель, в душе заиграла тревога.
Мы далеко, вроде до нас не добивает, не видят нас… а если…
Всё той же серой, монотонной речью пробубнила в кислородную маску: “Пятьсот девятый… Смена высоты маршрута, спускаемся под облака, минус пятнадцать… Ну а дальше ты знаешь…”
Рука на приборной панели подняла красную заглушку с особого тумблера. После щелчка им, монитор бомбового прицела отреагировал, мигнув квадратными кнопками. Рука вернулась на РУДы, начав убирать на них газ. Второй рукой толкнув ручку от себя, Марра пронаблюдала в голограмме шлема, как самолёт заваливает нос ниже горизонта.
Наушники шлемофона отозвались неприятным шипящим звуком, будто бы тот, кто был с той стороны собрался что-то сказать, но в последний момент передумал, отжав кнопку микрофона.
Самолёт, зарывшись носом в облака, стал спускаться. Резко появившаяся болтанка растрясла не только затёкшее тело таяры, прикованное к креслу ремнями, вернув утреннюю бодрость, но и растрясла мысли, выбив весь мрак из головы и оставив только холодный расчётливый разум.
В бронированное стекло фонаря ударило дождём. По мере того, как самолёт уходил всё глубже в плотное облако, в кабине становилось темнее и темнее, только приборы нежно светились зелёным. Капли, глухо ударяясь об стекло, размазывались об него набегающим потоками ветра и тут же становились ледяной коркой, которую срывало ветром и отбивало от стекла и обшивки новые капельки дождя.
Вынырнув из густых и суровых туч как из воды, Марра потянула штурвал на себя, выравнивая горизонт. Бросив взгляд на округу, и в особенности на поверхность, она увидела каскад производственных цехов, в окнах которых горел яркий свет, и несколько высоких печных труб, мигающих проблесковыми маячками на своих законцовках.
– Очередной оружейный завод, не захотевший играть по правилам. -, усмехнулась она у себя в голове.
Марра снова глянула на карту, а затем на часы. Рука с РУДов переползла к монитору бомбового прицела. Таяра, нагнувшись над монитором и хмуро глядя через камеры шлемофона на перекрестие бомбового прицела, захватила цель – производственные цеха.
– Цель наблюдает, захват цели… - пробубнила она в кислородную маску, и наушники шлемофона отозвались шипением.
– Цель… Наблюдает, захват цели –
– Пуск! - Прорычала таяра в микрофон, поднимая пальцем на ручке заглушку и зажимая кнопку пуска ракет.
Две тяжеленные большие ракеты, мирно дремавшие до этого на пилонах под брюхом железной птицы, проснулись и будто озверели. Отделившись от пилонов парой, они ощутимо качнули самолет, облегчив его ношу, и понеслись навстречу бетонным стенам, оставляя за собой белую нить дымного следа и неся смерть и разрушение.
Оторвавшись от прицела и вернув руку на РУДы, Марра оглянулась на ведомого: того так же сильно качнуло и из-под его брюха в сторону строений унеслись две ракеты.
Смерти невинных… Хоть они из Хади, они такие же таяра… Или не такие же ?
В голове Марры проснулись липкие мысли и стали отвлекать от приборов, заставляя смотреть вслед уходящим ракетам.
Корпорации, конфликты, наёмные крылья, и снова её руки, мои руки… по локти в крови
Таяра начала разворот, поддавая газ и одновременно переводя тумблеры в состояние ВЫКЛ. Где-то уже за спиной что-то сверкнуло, сверкнуло четыре раза и стало слабо сиять, слепя камеры шлемофона и отражаясь от зеркал заднего вида на раме фонаря кабины. На приборной панели запищал радар РЭР мигая большой красной кнопкой «Внимание» и числами, начиная от 0 до 180.
Наушники раздались липким противным шипением, и раздался взволнованный голос ведомого: – “Визуальный контакт, Курс девяносто, два… три! Четыре! Фиксирует пуск, метка.” –
Повернув голову в сторону сообщённого курса, Марра увидела голограмму метки ракеты и четыре движущихся по небу цели без строя. Всё тело напряглось само, почуяв то, что сейчас придётся терпеть большие перегрузки. Дав РУДы в полную в режим форсажа, она начала выполнять боевой разворот в горизонтали навстречу незваным гостям. А может это не они незваные гости? Плотный строй из двух машин быстро разорвался на достаточно приличное друг от друга расстояние, чтоб не подставлять друг друга.
Неприятная перегрузка сдавила сердце, и придавила к креслу, сузив обзор. В момент, когда ракета была достаточно близко, почти одновременно с ведомым они пустили ЛТЦ, уведя ракету в сторону. Закончив разворот, Марра вернула себе зрение, дышать снова стало легче.
Нервы, нервы, нервы снова натянулись до предела, где-то внутри заиграл животный страх, уход от ракеты пробудил азарт, а четыре цели впереди…
Так просто уйти от них уже нельзя… Они не догонят, догонят ракеты, идти не по прямой не хватит скорости, идти по прямой не хватит ловушек… Да и на них нельзя надеяться…
Марра рассуждала в голове. Мысли, идеи, воспоминания и прошлый опыт быстро всплывали на поверхность, а её рука сама навела нос самолёта на одного из противников.
– “Выбирай одного ближнего тому, даёт метку… Возьмём их на понт… В лобовую, но не входи до последнего…” -, Промурчала в микрофон Марра. Рука скользнула по тумблерам, включая радар, курсовую пушку и ракеты воздух-воздух. Наушники стали шипеть в ответ: - “Страшно, мы же не можем просто уйти?” -
– “Хади большие трусы, будут бить в спину” –, заворчала в микрофон Марра.
Стремительно сближаясь с целью, она почувствовала, как внутри начинал играть страх. Радар, нащупав в небе железные цели, определил до них расстояние и стал отображать его в голограмме шлема. Четыре километра, три, два… Противно загудел сигнал, подтверждая захват цели радиолокационной ракетой. Километр… Марра нажала на спуск в момент, когда заметила, что противник предал крен и попытался уйти в сторону от встречи, за что и поплатился. После пуска ракеты, задрав нос она стала уходить вверх, выполняя разворот с полубочкой в вертикали. Ещё до того, как они встретились взглядами на максимально близком расстоянии, противника поразила ракета, попав в брюхо самолёта и разворотив конструкцию в груду безобразных обломков.
– “Он сбил его! Он сбил его!” –, раздался вой ведомого в радиоэфире. Терпя перегрузку, Марра стала оглядываться, ища его под крылом и пытаясь разглядеть метки противников у себя за спиной сквозь пелену и сузившийся обзор из-за перегрузки, вдавившей в кресло.
– “Ещё одна… Насечка на нос…” –, пропыхтела Марра, терпя резкий манёвр и выводя самолёт в горизонт.
– “Они у тебя под хвостом! Пропусти их!” -, выкрикнула она в микрофон не сбавляя тяги. Роняя нос и выполнив полубочку, пошла навстречу ведомому, пытаясь срезать или отпугнуть повисших на его хвосте. Они стали уклоняться от отсекающей атаки уходя ниже и под брюхо самолёта Марры, Та в свою очередь нырнула за ними следом, сбросив тягу и выполнив полубочку. Жёсткая перегрузка вдавила в кресло, сдавила сердце, заставив её дышать и пыхтеть как запущенного астматика. Обзор сузился, и медленно с каждой секундой «давки» начинали пропадать цвета в глазах, а кровь уходила в ноги, вслед за кровью в костюме ушла вода и сдавила ноги, хвост и брюшную полость, не давая уйти всей крови из верхней части тела, чтобы не случилось потери сознания. Ноги Марра напрягла сама, уже на мышечной памяти.
Первый противник ушел из манёвренного боя, а второй, ввязавшись в драку, пытался перекрутить её. Немного пропустив его выше, Марра снова дала полную тягу и выпустила закрылки. Противник, пикируя и пытаясь поймать в прицел, снова ушёл ниже. Рука Марры так же на автомате сбросила тягу, убрала закрылки, сделала полубочку и нырок следом, пропуская противника верх.
– “аХаа!” –, начала она ругаться сквозь оскал от боли и дискомфорта, что вызывала перегрузка, которая заставляла неприятно колоться собственную шерсть. Уйдя ввысь, противник допустил ошибку, начав пытаться выполнить петлю чтобы довернуть и сесть на шесть. Ему не хватило энергии, и он неподвижно завис в воздухе на несколько секунд.
Часть II
Марра выпустила воздушный тормоз и закончила разворот, и вот он попал в прицел, попал ровно на секунду… Она зажала спуск на ручке на эту секунду и под ногами, под обшивкой раздался протяжный «Бррр». Рой сорокамиллиметровых снарядов небольшой светящейся тучей распилил фюзеляж самолёта напополам. Убирая воздушный тормоз и давая газ, Марра провожала взглядом обломки и то, как отстреливается фонарь сбитого самолёта пытаясь отдышаться. За своим криком, она не услышала другой неразборчивый вопль в эфире.
– “М’ус Заррбри! Хов’Оль!” -, глядя на обломки кричала Марра от дикой злобы, разъедавшей сердце. Ругательства прекратил удар, в глазах резко потемнело от боли, а в кабине стало холодно. Мотнув головой, Марра почувствовала жгучую боль в левой ноге, плече и на лице. Вытянув самолёт из неожиданного пике, она поняла, начав разворот.
Попали, в неё попали…
По левому борту раскололся фонарь, а в стекле кабины зияла не только дыра, но и несколько здоровых пулевых отверстий, что прошли прямо перед её лицом не задев. Осколки стекла больно впились в плечо и ногу, а глаз под закрытым шлемофоном стало заливать кровью, лишая обзора.
– “Отлетался! Шам’Рута!” –, Разорвал выкриком радиоэфир ведомый, радуясь очередной воздушной победе.
– “Уходим, уходим скорее, кровоточит… попал… уходим бреющим, по ущелью, кабина проветривается как летняя веранда…” –, бурчала Марра, выравнивая самолёт, крутя вираж и собирая строй.
Развернувшись в ту сторону, с которой пришли, они опустились на максимально низкую высоту, что позволяла ночь. Пройдя над тлеющим пожаром уничтоженного производственного центра, что уже начали тушить экстренные службы, они ушли в ущелье, лавируя между скалистых гор. Разум медленно остывал от дикой злобы, как и тело, обдуваемое холодным ветром из пробитого стекла.
Повисло неудобное молчание в эфире. Убийцы, негодяи, злодеи, лиходеи. – крутилось в её голове, и тут же она начала оправдываться перед собой, переложив руку с РУДа на пробитое бедро, закрывая рану.
Такая работа, как и любая другая работа… Я не хочу убивать, я хочу летать… – Рассуждала у себя в голове серая таяра, отключив камеры с бортов. Начав оглядывать повреждения по левому борту, она уже и забыла про приборную панель, и выключив радары включила глушилку от РЛС, будучи уверенная в том, что всё уже окончено, и осталось только незаметно ретироваться.
Так нежно и так плавно лавируя по протяженному ущелью между скалистых гор, Марра чувствовала, как тревога на душе медленно растворялась в спокойствии и поглощающим всё процессом плавного пилотирования крылатой машины. В голове рисовалась картина глубокого неба, светящего своей голубизной. Закладывая вираж возле скалистого застывшего огромного исполина, почти касаясь его законцовкою крыла, она услышала в эфире громкий крик.
– “Визуальный контакт! Противник!” –
Противно запищал прибор, уведомляющий о лазерном облучении. Вспышка, тряска, ведомого как будто никогда и не бывало. Его машина, встретившись с горой, превратилась в одно большое горящее пятно. Пытаясь увернуться от настигающей и её ракеты, Марра провернула бочку. Удар. Два сердца, два пламенных мотора за спиной дико завыли, видимо так же сильно не хотели умирать. Обороты упали и машина, потеряв тягу, стала стремительно терять в скорости.
Прыгать низко… Садиться, если не добьют.
Выпустив воздушный тормоз и закрылки, подбитую, казалось стонущую от боли, машину Марра пыталась посадить прямо на ручей что извилисто тёк между гор.
Выпустив шасси, она тянет ручку на себя, задирая нос самолёта. Что-то быстрое пронеслось над головой, отсвечивая в камеры шлемофона голубым огнём сопла самолёта. Касание. Самолёт предательски закозлил, подпрыгнув на задних стойках шасси, и вместо продолжения планирования клюнул носом. Передняя стойка шасси, не выдержав ударной нагрузки, преломилась. Затем произошёл удар, по ощущению сравнимый с прямым ударом в челюсть. Потеряв зрение, Марра успела лишь расслышать, или почувствовать ногами глухой хруст. Самолёт же из металла?
Мутное сознание вернулось в тело, всё казалось одним сном, одним большим и страшным сном. Шерсть в лётных ботинках намочило чем-то тёплым, а обе ноги будто взвыли от боли, захотелось кричать и слёзы сами полились из глаз. Сорвав с себя маску и выдрав из своего шлемофона все провода, Марра потянулась дрожащими руками под кресло и дёрнула за рычаг. Фонарь кабины отстрелило пиропатроном и отнесло в сторону. Отстегнувшись от кресла, Марра, завывая от боли, вытянула свои ноги из под вывалившейся приборной панели… Левая нога в голени выглядела ужасно, стопа повисла на мышечной ткани с обломками кости внутри, оставшаяся часть кости в коленном суставе выпирала и светила своей белизной порвав мышцы, шкуру и ткань лётного комбинезона, с которого в месте проделанной дыры лилась жидкость в перемешку с кровью. Правая нога чувствовала себя лучше с виду, но болела не меньше.
Боль от каждого движения ногами импульсами била в плечи, от чего руки не хотели слушаться. Каждый звук, каждый свой же стон или болезненное пыхтение отзывалось звоном в голове. Терпя страшную боль, Марра развернулась в кресле, сняла подзатыльник и извлекла из него крупный набор стимуляторов. После укола боль, как и страх, пропали не сразу. Отстегнув от парашютной сумки ремешок, таяра наложила жгут чуть ниже колена левой ноги.
Начав выбираться из помятой кабины, она последок перевела тумблер радиомаяка во включенное состояние, и усевшись на краю кабины откинула спинку кресла, извлекла из спинки автомат, надела его ремень через шею и, закинув автомат за плечо, сунула два дополнительных магазина под плотно притянутую нагрудную кобуру табельного пистолета и кинула оборонительную гранату в карман.
Начав спускаться из кабины, она попыталась встать на вроде бы целую ногу, но как только оперлась на неё всем весом, почувствовала, как та хрустнула где-то внутри и согнулась в неестественном для этого месте. Марра упала в воду тихо журчащего горного ручья. Боли не было, боль гасили вещества в крови.
Спешно стянув с себя надоевший шлемофон и кинув его в сторону горящих обломков, она поднялась на руках, и стала вглядываться в ледяную воду единственным открытым глазом. В воде на фоне разъяснявшего неба и тысяч сверкающих звёзд она видела таяру, серую таяру с растрёпанной шерстью и гривой. Она смотрела не неё одуревшим от наркотиков взглядом единственного открытого глаза, левый глаз же был закрыт из-за запёкшейся прямо на ресницах крови, а на брови виднелось свежее, но уже не кровоточащее мясо, лишённое шкуры осколком, который, судя по ощущениям, так и оставался в ранке. Марра показал свой оскал отражению и ей захотелось смеяться, а затем она увидела собственные плечи, и как будто красуясь перед своим отражением заявила: – “А ты крупная, наверное, сильная, верно?”
Тихо захохотав, она попыталась подняться, но ноги не слушались, и она припала к воде носом, начав её хлебать. Её уже не интересовало то, что от воды несёт авиационным топливом, ей хотелось пить… Утолив жажду, она выползла из ручья, и усевшись у первого крупного валуна спиной к нему, почувствовала, как силы, которые до этого желали просто выплеснуться из неё, начали медленно затухат, а в голове каждый звук раздавался протяженным эхом. Посмотрев на звёзды, а затем на свою разбитую машину, Марра положила руки на изуродованные ноги, а сверху собственный хвост.
Клюя носом от неожиданно появившейся чрезмерной усталости, она стала тихо бурчать, бормотать почти про себя что-то похожее на молитву, глядя на дымящую машину, птицу которой подрезали крылья. Та зарылась носом в землю и камни, немного завалившись набок, и стала молчаливо ждать смерти, тихо потрескивая раскалённым металлом от горящего топлива.
– “Ты найдёшь, что забыто во снах – Без потерь не увидеть рассвет… Слишком долго лишь в тёмных тонах, был сокрыт её ласковый свет. Ты забыл, где кончается ночь, боль смятений твоих гонит прочь, В толще тысячи пройденных лет, и в тумане грядущих веков, будет в лето вести её след, возрождением свят её путь, средь забытых в эпохах имён…”–
Голова качнулась, мотнулась из стороны в сторону, пытаясь кому-то неведомому жестом сказать, что не хочет засыпать. Запрокинув голову и оперившись затылком о камень, таяра стала смотреть на звёзды и столб дыма, уходившего ввысь.
– “Тишиной разливается темь, С’ранджир сонный выходит на стражу. Звёздным пледом укутался день, в ларь сложив золочёную пряжу.”–
Сумерки. Тихий шелест листвы, а по телу наконец разливается умиротворение. В нём почему-то отсутствует тяжесть, накопленная с годами. Лёгкие дышат свободно, ноги идут сами по себе. Шаг, ты отталкиваешься от земли и почему-то медленно взлетаешь вверх на несколько метров, а после так же медленно опускаешься обратно. Это очень приятно, поэтому ты продолжаешь передвигаться именно так, отталкиваясь и паря, будто гравитация ослабла.
Слева родной дом. Справа две горных гряды, уходящих вдаль. Впереди ангар. Ты задумываешься о том, чтобы оглянуться назад, но тут же решаешь этого не делать. Почему-то кажется, что позади кроме пустоты ничего нет.
Сумерки плавно и быстро сменяются восходом, ты делаешь несколько лёгких прыжков влево. Родители встречают тебя и протягивают большую, набитую под завязку сумку. Отец хлопает по плечу, а мать обнимает. Или было наоборот? Уже тоже неважно, вся эта сцена сдвинулась куда-то в сторону и спряталась за спиной. Что дальше?
Часть III
Ты как перо прилетаешь к открытому ангару. Там стоит твоя верная машина. Кажется, ей больно. Металл стонет, будто сжимаемый сильным давлением. Швы расходятся, а из них течёт вязкая тёмная жидкость. Включается свет и под аккомпанемент жужжания ламп ты видишь, что пол усеян телами тех, кого ты знала. Не только других пилотов и солдат, в братской могиле лежат и одноклассники, знакомые, родственники. Кровью не пахнет, тела их не разложились, машина продолжает плакать от боли, и от плача этого стук сердца замедляется, а дышать уже не так легко. Тебя тянет вниз, ты кладёшь ладонь на кровоточащий шов машины и собираешься присесть на пол, как вдруг раздаётся голос со стороны:
– Нет-нет, ну не тут же. Здесь уже занято, тебе дальше надо.–
Голос знакомый, ещё со времён, когда ты ещё клеила модели самолётов, а не рассекала небо сама. Теперь у тебя свои жизнь и смерть, у голоса тоже.
– Вот именно. У нас всё хорошо, не заморачивайся. Семьи, дети, работа.–
Голос раздавался со стороны одного из трупов, уткнувшихся в пол носом. Ранений и крови на нём видно не было. Ты тяжёлым шагом подошла, положила ладонь ему на плечо и попыталась перевернуть на спину, но у тебя не получилось.
– Не вороши. Говорит же, не заморачивайся, всё хорошо у нас.–
Как им может быть хорошо? Они штабелями валяются на холодном полу ангара рядом с умирающим самолётом. Это же бред. Труп тихо и хрипло посмеялся всё так же уткнувшись в пол.
– Наверное, у тебя с головой проблемы какие-то, тебе точно тут задерживаться не стоит. Да и нам интересно, как у тебя всё обернётся, так что давай… Удачи тебе там снаружи. Держись.–
Ты моргаешь глазами один раз и снова оказываешься на улице, день снова сменился ночью, а от ангара не осталось и следа. Со стороны ущелья ты видишь свет и всполохи огня. Дышать становится всё тяжелее, а ноги начали медленно наливаться свинцом, но ты всё равно идёшь в сторону света . Каждый последующий шаг даётся всё с большим трудом, но ты продолжаешь двигаться. Ты оказываешься перед кучей искорёженного металла, которую ты когда-то пилотировала. Остатки топлива догорали под мёртвой машиной, ты положила ладонь на раскалённый металл, который не стал обжигать, а только отозвался угасающим теплом. Ты оглянулась. Неподалёку от самолёта ты увидела свой автомат и тяжело двинулась в его сторону. Рядом с ним примята трава, и тебе это место почему-то показалось очень подходящим для отдыха. Ты легла в продавленную чьим-то весом траву, взяла автомат и прижала к груди. Послышался шорох травы и приглушённые голоса, да ещё и в тот момент когда так хочется отдохнуть… Тебя охватила злоба, страх и боль. Сильная боль в ногах, сводящая с ума. Ты сняла автомат с предохранителя, передёрнула затвор и, сжав челюсти, повернулась набок, в сторону с которой слышались голоса. Зажав гашетку ты открыла беспорядочный огонь, едва удерживая ослабшими руками отдачу и вяло ведя оружием из стороны в сторону. Магазин был опустошён, ты просто разжала дрожащие руки, уронив автомат на землю, и потянулась в карман за гранатой. Шорохи вернулись, шаги стали быстрее. Кто-то крикнул:
– ЖЕТАР, СВОИ! ВЫТЯНИ РУКИ ПЕРЕД СОБОЙ! СВОИ! –
Ничего из этого ты не смогла расслышать, сердце медленно и тяжело колотилось и стук его отдавался в уши. Из последних сил ты достала гранату и дрожащими пальцами пыталась попасть ими в чеку… Тяжёлая нога несильно, но ощутимо больно пнула по пальцам и тут же придавила запястье руки с гранатой к земле.
– Говорит же свои, чтоб тебя! Идти мож-… Понятно.–
Потом стало темно.
Снова яркий свет, он бьёт сквозь веки. Голоса, размытые образы, ощущение, что кто-то ковыряется в ранах, облегчение… и снова тьма и спокойствие.
Сознание вернулось моментально, глаза раскрылись, и в них ударил яркий неприятный белый свет. Всё вокруг белое. В нос попал знакомый запах лазарета и лекарств.
Это же всё сон?
Задаваясь вопросом в голове, таяра попыталась подняться, чтобы сесть. Всё тело напряглось, а ноги отозвались режущей болью. Пропыхтев сквозь зубы от боли, она улеглась обратно на большую мягкую подушку и тревожно оглядев помещение поняла, что это больничная палата. Приподнявшись на локте, Марра аккуратно приподняла одеяло рукой, чтобы осмотреть ноги. Под одеялом виднелись какие-то железные детали, кольца, окутывающие обе ноги, впивающиеся в них спицами, а под каскадом железа виднелись бинты, отсвечивающие розоватым.
В палату вошла целая делегация врачей, все таяран, одетые в белоснежные халаты, и стерильную форму. Один из них, среднего роста таяра с пышной, но прибранной гривой и пепельно-серой шерстью, вынул из кармана халата шприц и ампулу, разломив которую набрал из неё загадочную жидкость в шприц и потянулся до руки Марры. Она смотрела на них с ужасом, не понимая кто перед ней: спасители или будущие убийцы. Загадочный врач убрал серьёзную гримасу и улыбнулся, заговорив:
–“Беспокоит что-то? Кроме ваших ног, давайте ручку…”–
Врач, аккуратно взяв за запястье, перевернул руку, и подул на шерсть, ища вену на шкуре, после чего аккуратно и быстро введя иголку, впрыснул вещество и убрал шприц обратно к себе в карман. Марра поморщилась и, недоверчиво отведя нос в сторону, с ноткой страха заговорила:
–“Кто вы? И где она находится?”–
Другие врачи, окружив койку стали проверять повязки на голове, плече и левом бедре и заменять их на свежие.
Тот врач всё так же улыбался, и, положив руку на сердце, кивнул и сказал:
– “Его зовут Джарах Джара’Махам, он Хирург и глава отделения Хирургии, не бойтесь… С вами не будет ничего плохого, в Йормитаре уж точно” –
Хирург положил руку Марры обратно на кровать и перевёл взгляд на её ноги. Вся делегация, окружив её и положив под коленные суставы подушку, стали аккуратно разматывать розоватые от крови и мазей бинты. Странно, но больно уже не было, видимо это было обезболивающее. Марра отвернулась в сторону окна, не желая или скорее боясь посмотреть на то, что осталось от её прежних ног. За окном был тихий, спокойный больничный двор, превращённый в сад. На деревьях уже полопались почки и светили зеленью маленькие листочки, которым предстояло ещё вырасти и затенить собой аккуратно выложенные дорожки и лавочки, а два солнца, С’рандарр и Месса освещали всё пространство, вися где-то в вышине над горизонтом, и нежно грели всё вокруг лучами поздней весны.
Боковым зрением Марра заметила, как тот самый доктор, представившийся хирургом, главным этих мест, склонился над ногами, и, надавливая на раны, выдавливал из них жидкость и водил носом принюхиваясь. О чём-то тихо посоветовавшись с остальными докторами, он удволетворённо кивнул и, бросив взгляд на лицо Марры удалился с большей частью делегации что ходило за ним завместо его хвоста. В палате остались две не высоких таяры: рыжая с более тёмными полосками, чем весь её мех, и белая, обе были не самыми крупными из всех, но с мягкими чертами на лицах. Медсёстры промывали отрихтованные раны на ногах Марры, а та, что была рыженькой почти полушёпотом поинтересовалась:
– “А как это, убивать? Страшно принуждать к смерти?”–
Нахмурившись, Марра всё так же старалась не обращать на них свой взор и пялилась в окно.
– “Убить не трудно, она никогда не видела чужой смерти в глаза, только со стороны, издалека, а издалека это… Не страшно… Это такая же работа, обычная работа, как и ваша."–
Её ноги легонько и аккуратно приподняли, обмазали какой-то очень пахучей мазью и стали обматывать свежими бинтами. Марра помотала головой, боясь снова ощутить боль, но её не было.
– “Сколько она была без сознания?”–, пролепетала раненая.
Белая таяра, накладывая бинтик, заговорила:
– “Сколько вы были без сознания до доставки к нам, не знает, а у нас три восхода и три заката. Вас все эти дни только и делали, что резали и заново собирали, ноги ваши собирали, как конструктор”, улыбнулась медсестра и продолжила, – “Махатма считает, что это лучше того, если бы вам их просто отрезали, а так могли поступить если бы вы не попали к Джараху”.
Марра в ответ лишь промолчала, сделав вид что не слышала ничего после того, как ей сказали, сколько она тут пролежала, в голове её стала завариваться каша из мыслей.
А что будет дальше, как жить-то дальше?
Только из-за одних мыслей стало совсем тяжело, глаза сами закрылись, и она снова провалилась в сон.
Спокойствие, тишина и темнота растворились в сонной пелене. Перед взором возникло покошенное поле. Небо сияло тёплой летней голубизной. Марра побежала, увидев свою первую машину: небольшой одномоторный поршневой самолёт. Разбежавшись, она прыгнула на крыло, чтобы влезть в кабину, чувствуя внутри азарт гонки. И вот самолёт начинает свой разбег, под винтом сердечко бьётся, тарахтит, но не задаётся, трясётся, подпрыгивая на кочках дикого поля. Разбег, отрыв, вот уже облака месим мы, винтами пытаясь выдержать воздушную фигуру строем, волшебство плавного полёта, вираж, горка, бочка, петля… Нехорошие мальчишки достают порою слишком, вспоминает про себя чью-то мать, кто с рогаткой, кто-то с пушкой все берут Меня на мушку, отобрать хотят игрушку! Самолётик поломать! Не отдам. Тогда я огрызаюсь, за небо винтом и крыльями хватаюсь, мне домой вернуться нужно… Разлучить не смогут нас, в небе жизнь совсем другая, пусть земля меня ругает! Я по воздуху шагаю, сжав в ладошках ручку, газ. Хлопок.
Марра от лишнего шума подпрыгнула, увидела ту рыжую медсестру, что плашмя уронила планшет с какими-то записями, и недовольно поворчав, снова медленно опустилась на подушку. Ноги сковала жгучая боль, от которой она снова запыхтела сквозь зубы.
– “Простите, простите” –, – медсестра поднимала планшет с пола, виновато опустив голову.
Положив ладони на лицо, Марра потёрла глаза, выдавливая из себя болезненный недовольный рык.
– “К вам пришел там гость, сильно вас ждёт уже который час, впустить его?” –Промолвила таяра, возвращаясь к двери. Марра в ответ просто кивнула. Медсестра, скрылась за входом в палату, напоследок мелькнув кончиком хвоста. После шорохов за дверью, внутрь вошел таяра большого роста, только одним своим размером он мог внушить ужас. Серая шерсть, неухоженная грива, заплетённая в косу, бородка и добрые зелёные глаза, Подойдя к койке и жестикулируя хвостом он приветствовал Марру, а та, сложив руки на груди, улыбнулась сквозь боль, завидев знакомое лицо и стала в ответ кивать.
– “Привет, Та’Рикур.”–
От вида того, от кого веяло чувством безопасности, стало намного спокойнее на душе, и не потому, что на его поясном ремне висели богато украшенные ножны с саблей выглядывающие из-под тяжелого клетчатого шерстяного плаща, а потому что она знала его давно и доверяла ему как части своей семьи.
– “Что стало с пятьсот… Что стало с Тихуром?”, – спросила Марра, имея какую-то надежду на то, что он остался жив после той ночи. Та’Рикур только отрицательно покачал головой, и нахмурившись стал говорить, присев у койки чтоб не смущать вышиной своего роста Марру.
– “Его похоронила, забрав с собой его машина. Куча мусора, а времени в обрез чтоб пытаться найти хоть что-то, что от него там оставалось.”–
Отвернув на секунду от Та’Рикура голову, Марра покачала ею.
– “Это когда-нибудь должно было случиться, не каждому уготовано прожить, не заимев шрамов.”, – Та’Рикур, выпустив бионическую руку из-под тяжелого шерстяного плаща, положил её поверх ладоней Марры.
– “А что стало с машиной, её машиной, вы всё достали из неё?”–
Посмотрев на его протез, снова повернулась к нему.
– “Не было времени, ты нас сильно задержала… Как вы там говорите, летуны… Сели нам на шесть.”, – ухмыльнулся Та’Рикур.
– “Если бортовой самописец расшифруют, это же будет скандал, Совет уже знает, что достали только её?”–
Та’Рикур кивнул и одновременно медленно моргнул: "Сама знаешь ведь, Хади трусы, покричат какие в Кайтам дикари как обычно, скажут человекам: “Ай-яй, не покупайте оружие у них, не покупайте уран у них, они плохие” и всё в этом духе, да и уймутся”.
Марра закачала головой, поджимая губы:
– “Истерить будут не только Хади, многие из Кайтам обвинят её в трусости”–
– “Брось”, - прорычал Та’Рикур, - “Всё ещё наладится, Маррес летал без ног, а у тебя они остались на месте, тебя подлечат, и мы даже с тобой с танцуем под Фарр’Да ‘Харр. Кстати…”–
Та’Рикур встрепенулся, пытаясь обратить внимание Марры на себя, убрав с неё руку он не спеша достал из-под тяжелого плаща картонную коробку. Улыбаясь, он открыл её и извлёк небольшой аппарат, положив коробку на кровать.
– “Магнитофон, подарок тебе, чтобы не было так скучно”, – промолвил Та’Рикур, извлекая из-под своего плаща кассету.
– “Это дорого, Та’Рикур… Да и она наверное… Бросит всё это дело, плохой работы не бывает? Просто она разная… Я безмерно благодарна тебе и твоим таяра за спасение”, – терпя ноющую боль в ногах Марра улыбалась, глядя на него.
– “Нет, хвала Мессе что позволила тебе жить, твой путь не закончен, Смерть — это ещё не конец…”, – помотал головой Та’Рикур, вставляя кассету в магнитофон. – “Я безмерно благодарен и тебе, крылатая, что ты была гневом небес, и рукой Мессы указывала, кому жить, а кому умереть, без тебя мои таяра из многих передряг просто бы не вышли.”–
Вскоре он ушёл, а остался только рой мыслей в голове. Жизнь продолжается, так распорядились боги, а Марре остаётся только понять, что теперь с ней делать. Прикрыв глаза, она начала думать о том, что её ждёт за стенами больницы. О самолёте. О будущем.
Кажется, пора начать всё сначала… Та Марра погибла в груде обломков. Здесь и сейчас появляется новая.
