0. Сервер, на котором выдано наказание
Tau Ceti Classic I
1. Время и дата события по Москве, #ID раунда, характер наказания (временный/перманентный бан)
09.06.2021
2. Причина, указанная при выдаче наказания. В случае бана - это сообщение, отображаемое вам при попытке входа
3. Ссылаясь на какой из пунктов правил подачи апелляции, вы составляете апелляцию?
Просьба на снятие перманентной/бессрочной блокировки.
4. Ваши аргументы
Я полностью признаю свою вину и прошу прощения у игроков и администрации за свои грехи, администратор выдавший бан, был прав с вынесенным вердиктом. Обещаю больше не нарушать правила сервера и прошу даровать мне второй шанс.
5. Администратор, выдавший наказание.
6. Квента или история на тему станции (только для пермабанов)
Каждому из нас свойственно ожидать от будущего лучшего, верить в положительный исход событий, закрывая глаза на возможность потерпеть неудачу. И в момент, когда земля уходит из-под ног и, кажется, что все вокруг рушится – на смену этим ожиданиям приходит отчаяние.
Клокочущее в области грудной клетки так сильно, что кажется, ребра вот-вот сломаются пополам.
Так произошло и со мной.
Были ли у меня планы? Да.
Я ставил цели, глобальные и не очень, некоторые достигал, а какие-то ещё лишь собирался. Но теперь, здесь, значения это уже не имело. Вся моя жизнь до этого момента окрасилась в темно-серые оттенки и осталась лишь отголосками смеха и разговоров где-то в моем подсознании.
Ведь никто не знает, когда жизнь развернется на все сто восемьдесят градусов, когда реальность расколется надвое, и ты начнешь по-настоящему ценить то, что у тебя было. И, конечно, каких-то гарантий на хороший исход мне тоже никто не даст.
В день нападения Синдиката, когда вся станция погрузилась в один сплошной хаос, я бы многое отдал за очередной рутинный день за заполнением бумаг или проведённое время с товарищами и коллегами. Но, видимо, судьба решила иначе.
Получив ранение, я как в бреду, пытался скрыться.
Где угодно.
И в мой затуманенный болью и общими отчаянными попытками спастись разум, не пришло ничего лучше, как сбежать в технические тоннели.
Окутывающие паутиной изнутри всю станцию, они тянулись километрами и лабиринтами. Специфический запах забивался в ноздри, а шаги становились все медленнее и хаотичнее, меня шатало, словно после очередной хорошей посиделки в баре. Кровь пульсировала в висках, я слышал голоса и топот, словно через толщу воды, руководясь лишь одной целью: выжить.
Не помню, как оказался в одной из холодных камер, но когда я очнулся от болезненного наваждения и попытался открыть тяжелые металлические двери, которые не поддавались ни одной из моих попыток, резкое осознание заставило желудок скрутиться узлом: я был заперт, а путей побега у меня не было.
Крики не дали результатов: они тонули на общем фоне беспорядочности за дверьми. Я стиснул зубы, сжимая окровавленную ногу так сильно, что костяшки пальцев побелели.
И резко провалился в темноту.
Мне казалось, что я находился в каком-то бесконечном кошмаре, который неизвестно, когда начался, сколько длится и через сколько закончится. Я мог сколько угодно не верить в происходящее, но непроглядная темнота и, лишь изредка рассеивающая её полоска света из-под запертых дверей, не оставляла никаких сомнений: это будет последним, что мне удосужится лицезреть.
Вязкая кровь, медленно стекающая по моим ногам, из-под наспех сделанной повязки, образовала вокруг меня небольшую алую лужу, но у меня не было сил даже отползти дальше в угол.
Все началось с легкого головокружения, которое уже совсем скоро переросло в пульсирующую боль и разливалось по всему обессиленному телу.
Я не отдавал себе отчета в произошедшем: все было туманно и рассеяно, произошло словно за долю секунды. Хотя, я уверен, что времени прошло не мало.
Нападение оперативника Синдиката, пуля в области бедра и сильный удар о бетонный пол – обрывочные воспоминания событий, что произошли, должно быть, накануне. Я не знал, сколько времени нахожусь здесь и сколько ещё мне придется провести среди этих давящих стен.
Пытался говорить сам с собой, чтобы визуализировать происходящее, составить план, что-то предпринять в конце концов.
Но все эти тонкие нити ускользали из моих окровавленных пальцев.
Рана болела, скорее всего, она скоро загноится под повязкой из неподходящего тканного материала.
Я собирал воспоминания по крупицам, изо всех сил стараясь воспроизвести полноценную картину произошедшего, но все что из этого следовало – лишь дополнительная боль и кровь, стучащая в висках. И я не слышал ничего, кроме биения своего собственного сердца. Ни шагов за дверью, ни голосов.
Ничего.
Я пытался бороться.
Тело было тяжелым, словно налитым свинцом, любое движение давалось слишком болезненно и отбирало последние частицы сил.
Но я кричал.
До хрипа и обезвоживания.
Разбивал руки о холодный металл двери, звал кого угодно, лишь бы выйти из темноты, что окутывала всего меня и словно забивалась в самые легкие, заставляя сердце колотиться чаще, а дышать сложнее. Я задыхался, хрипел и срывал голос.
Я не хотел чтобы моя жизнь закончилась так. Среди этих стен, поросших мхом и плесенью, запаха крови и ледяного пола.
Я не хотел, чтобы эти четыре стены стали моей могилой.
Но мысли. Отравленные долгим и болезненным нахождением здесь: они медленно приводили меня к одному и тому же исходу.
Мне показалось, что я окончательно потерял любое осознание критичности ситуации. Да и в самом деле, в конце концов: разве человеку не запрещено под страхом собственной смерти нарушать границы собственного подсознания и пытаться всеми силами вмешаться в собственную судьбу с одной и простой целью: заменить её иной фатальностью.
Я вспоминал. Всё что было мне дорого, что было способно вызвать тень улыбки на моем исхудалом лице и зажечь блеск в глазах, которые сейчас были пустыми, блеклыми, словно присыпанные пеплом.
Я потерял смысл. Ни моя борьба, ни мои попытки поговорить, ни крики, что заставили голос сорваться – все было тщетно.
Темнота, в которой я утопал в этой комнате, казалась бескрайней.
Счет дней растворился где-то в моей памяти. Я облизал сухие губы и вновь, медленно и прерывисто, перевел взгляд на тонкую полоску спасительного света.
Звуков не было. Надежды тоже.
Боль, разлитая по всему телу, словно стала чуть меньше, тело ощущалось совсем иначе, как в вакууме.
Я всегда знал, что люди приходят в течении жизни, оставляя тот или иной след. Но умираем мы в полном одиночестве, один на один с последними мыслями о том, достаточно ли хорошим человеком я был. Неважно, по общесоциальным стандартам или даже в масштабах Вселенной: хорошим ли человеком ты был для себя?
Боль словно окончательно отступила, а потом ударила будто клинком: остро, заставляя все тело скорчиться в неестественной позе.
Умирать было больно.
Темнота стала ещё гуще, ещё плотнее. Я буквально мог почувствовать костлявые руки Смерти на своей шее, так отчетливо, как никогда до этого. Хотя в моей жизни было достаточно невероятно опасных приключений и, наверное, я прожил хорошую жизнь. По крайней мере, она явно стоила того, чтобы за неё цепляться.
Но у меня уже не было сил…
Не было белого света в конце тоннеля. И громогласных слов. И героя, что спас бы и меня, и мою станцию.
Была лишь тьма, в которой отныне, я остался навечно.