- Lex47
- Because… Why the hell not?
3:
Хасс (Хассан) Тарик.
Не слишком высокий, даже коренастый таяра с нехарактерно развитой для своей расы мускулатурой, темным мехом и пронзительными зелеными глазами. Большую часть времени хмур. Правое ухо надорвано, правый глаз пересекает тонкий вертикальный шрам. Одевается довольно небрежно.
Встав у окна своей комнатушки, Хасс наблюдал за идущими по улице разумными. Тесная железная улица между жилыми блоками не казалась ему чем-то странным или неестественным. Он вырос тут, в отсеках этой станции, и темный металл ее корпуса был единственным небом, которое он когда-либо видел.
Перевалочная станция «Корона» на границе между человеческими мирами и внешними территориями. Объект, на котором скрещивались торговые интересы тысяч корпораций разных цивилизаций. Циклопическое сооружение совершенно непредставимого масштаба, способное поддерживать несколько миллионов жителей и временно принимать еще столько же. Самая охраняемая космическая станция на сотни парсеков вокруг, имеющая полноценную ремонтную верфь, собственные производства, торговые терминалы. И при этом являющаяся безнадежно устаревающей ржавеющей рухлядью и центром теневого бизнеса. Да, Хасс знал «Корону» с разных сторон. По-иному и быть не могло. Двадцать два года жизни Таяра были проведены именно здесь. Потому что его родителям не хватило ума ни на что более разумное, чем покинуть родной мир, едва было налажено какое-никакое сообщение с человеческим пространством. О да, конечно, что могло быть хуже, чем жизнь в спокойствии на родной планете? Рабовладельцы ушли, началась новая эпоха, можно было направить судьбу как угодно! Но нет. Нужно было бежать. Вся великая семья с идиотской наивностью постановила, что в мирах людей все будет прекрасно, что там они освободятся от довлеющих цепей прошлого и бла-бла-бла… Хасс прижал усы и дернул надорванным ухом, подавляя накативший приступ злобы.
Закономерно, что ничем хорошим та затея не увенчалась. Зафрахтовавшие дешевое судно двести Таяран показались кому-то достаточно ценным призом, чтобы немного развлечься пиратством. Короткий космический бой, абордаж, внезапно пришедший на помощь людской фрегат… От двухсот членов семьи осталось едва-ли тридцать. Их доставили на «Корону», тогда еще едва завершавшую ввод в эксплуатацию. Им оказали медицинскую помощь, допросили, предложили работу. Без средств к существованию, надежд и перспектив, Таяране с готовностью ухватились за предложенные контракты, осев на станции.
Хасс прошелся взад-вперед по комнате. Не то чтобы идти пришлось далеко, даже комнатой помещение можно было назвать с натяжкой. Бокс, едва ли длиннее кровати и немногим шире. Удобства в конце коридора. Горячей воды не было уже четыре месяца. Злость душила Хасса, и он едва сдерживал эмоции, чтобы не размахивать хвостом. Иначе его немногочисленные вещи уже слетели бы с полок и тумбочки. Не хватало еще раз сломать едва починенный кипятильник и рассыпать по полу детали недопаянного ПДА.
Хасс пересек каморку вдоль еще несколько раз, а затем рухнул на койку. Злость не таяла, как обещали родичи. Она не пропадала, не уходила вглубь, не ослабевала. Нет, она, не находя выхода, копилась, росла, грозя разорвать изнутри. Ухватившись за голову, Хасс уставился в стену. Конечно, что они могут знать о злости, когда им с детства прививали покорность судьбе, покорность хозяевам, покорность обстоятельствам? И это тоже разжигало в Хассе злобу. Но…
Прижав уши, Хасс наклонил голову и закрыл глаза. Глупо. Очень глупо злиться на родных. Из всех, на кого можно возложить ответственность за произошедшее, сейчас Хасс злился на тех, кто менее всех его злобы заслуживал. И он это понимал. Но что делать, если черные когти бессильного отчаяния вскрывают шкуру и режут само сердце? Хасс злился на родных, но более он злился на себя. На себя, на станцию, на СБшников, на «Детей Могеса», на своих ребят… и на Баако.
Баако не имел права поступать так. Не должен был. Каждый из них сам должен был нести ответственность за свои поступки, так они решили. Они знали на что шли и все согласились, что это верный путь и они без колебаний примут судьбу, которая ждет в конце. Но Баако, чертов обманщик, не удовлетворился этим…
Хасс, взрыкнув, опрокинулся на спину, прикрыв глаза локтем, пытаясь не дать слезам покинуть его глаз. Но это было бесполезно. Память, словно издеваясь, вспыхивала сценами из детства. Сценами того, как маленький Таяра, остававшийся без внимания родителей, братьев и сестер, уходил к своему единственному другу. Баако, столь же неприкаянный Унати, всегда рассказывал истории. Истории о настоящих воинах-Унати, о великих героях Могеса, о сражениях и подвигах, в которых честь ставилась выше жизни… Мягкий, нерешительный мечтатель, Баако ничуть не походил на чешуйчатых исполинов из легенд, которые он сам с восторгом пересказывал. Он не был воином, но, как считал Хасс, в душе Баако был наследником доблести своего народа более, чем любой другой юный Унати. А Хасс… Хасс все более отдалялся от своей родни, находя воинственных ящеров более достойным примером для подражания. Будь его народ хоть отчасти таким, быть может и не было бы сотен лет рабства… Да и ныне – когда людские дети задирали его братьев, Хасс в бессильном бешенстве наблюдал, как его те покорно давали над собой издеваться, молча снося насмешки безшерстных мерзавцев. Сам Хасс дрался, отстаивая свою честь, дрался до крови, вырванных клоков шерсти и выдранных усов. Родители увещевали его, братья и сестры смотрели с непониманием и… жалостью. Но ни те, ни другие не пытались выслушать, понять доводы Хасса, понять его самого. А Баако дрался рядом с ним. Пусть он не был крупным, сильным или ловким по меркам ящеров, но по меркам иных рас…
И вот… Теперь, спустя годы, Хассу вновь не на кого рассчитывать. Он вновь совершенно одинок и это чувство было острее ножа, который как-то едва не проткнул его легкое. Да, многое пришлось пережить, но никогда злоба и отчаяние не были столь сильны. За годы, драки с детьми превратились в уличные бои с подростками – а затем в противостояние с расистской бандой. Приходя в бедный район, шайка лыбящейся людской молодежи (или они так скалятся? Хассу всегда было трудно понять) опрокидывала лотки уличных торговцев, забирала все, что им нравилось и издевалась над местными, не различая пола, возраста и даже расы. Да, ведь в районе жили и люди, хорошие люди. Но пришлые не чувствовали с ними родства, они ненавидели их едва ли не больше, чем «ксеносов». Хассу было больно. Нет, удары цепью по ребрам ему уже не доставляли той боли, что раньше. Эта боль была слабее той, что происходила из бессилия. Хасс не хотел молчать и терпеть, он дрался день за днем, но ничего не менялось. Работа на заводах и в мастерских с утра и до позднего вечера, возвращение домой в надежде не наткнуться на банду, драка, если надежда оказывалась тщетной. Но хуже всего было возвращаться – в страхе обнаружить, что судьба ударила по кому-то из близких. И время от времени страх оправдывал себя. Когда Хасс обнаружил Адил, сестру, тихо плачущей над фотографией мальчишки, который за ней ухаживал, что-то в нем оборвалось. Паренек пытался защитить ее от издевательств. И у него не получилось. Сорвавшись с края платформы, он умер двумя уровнями ниже. А Адил получила двойной перелом правой лапы - ее били железной трубой, пока она пыталась удержать руку мальчишки.
В тот день Хасс впервые покинул дом, намереваясь ввязаться в драку сам. Не в позиции жертвы, не отбиваясь от нападения. Для того чтобы своими когтями покарать мерзавцев, возомнивших себя выше других. Дабы напасть и показать свое превосходство с позиции силы. Дабы вбить в обидчиков страх. А выйдя за порог, Хасс увидел Баако. Тот ждал его – и в вертикальных зрачках ящера отражалась решимость Хасса.
Со временем их стало больше. Несколько человек, несколько унати. Еще один Таяра. Кто-то назвал бы их бандой, головорезами, встревающими в уличные разборки. Многие именно так и поступали, не видя в их поступках ничего, кроме тяги к насилию. Но Хасса не заботили их речи. Потому что для него эти разумные стали братьями. Они стали его кланом. Кланом, который он старался направлять согласно своим представлениям о чести и достоинстве, воспитанными легендами о воинских кланах древних ящеров. И Баако делал все, чтобы помочь. Его идеализм, честность и вера стали огнем в сердце клана, его душой.
Не все, впрочем, разделяли взгляды Хасса. Насилие порождает насилие, и террор людских банд породил уродливую симметрию ненависти среди обитателей его сектора станции. «Сыны Могеса» стали ее проявлением. Банда Унати и людей, не удовлетворяющихся сражениями за свою территорию, но отвечающая столь же жестокими рейдами на территорию «противника». Банда, с удовольствием «симметрично» атаковавшая ни в чем не повинных мирных людей. Хасс не одобрял их действий, и его клан не имел с ними дел… За исключением одного раза. Рокового раза.
Теперь Хасс просто лежал, уже не пытаясь остановить слезы, текущие из глаз. Воспоминания догоняли нынешнее время, вскрывая сердце консервным ножом. Слишком много боли, слишком она свежа…
Баако сообщил, что «Сыны» вышли на него с предложением. Хорошим предложением по совместным переговорам с «Кулаками», как себя называли расисты-люди. Стрелка, на которой, объединенными силами, они могли добиться того, что ксеноненавистники пойдут на попятный. Но все пошло совсем не так. Вместо «Сынов» третьей стороной на стрелку прибыла Служба Безопасности. А затем… В тот момент Хассу было трудно увидеть картину целиком, но позже все стало очевидно. «Сыны Могеса» использовали их, чтобы отвлечь СБшников от своей настоящей цели – химического производства. Им нужны были материалы для бомб. Бомб, через двое суток взорвавшихся у логова «Кулаков». И повредивших находившийся именно под этим логовом магистральный топливопровод. Пожар, взрывы. Разгерметизация. Рухнувшие гермопереборки. Хасс навсегда запомнил картину - человеческая девчонка лет пятнадцати, сидящая перед желтыми затворами в коридоре, шепчущая одно слово: «Мама». Таяра не смог оставаться безразличным. Он приносил ей воду и еду, к которым она едва притрагивалась. Трое суток она просидела вот так - а после Хасс отвел безучастную девочку в свою семью.
После этого он донес в Службу Безопасности. Игнорируя банды и «единичные случаи насилия на почве расовой неприязни», СБшники не имели возможности не отреагировать на теракт, повлекший гибель ста двадцати человек. И они отреагировали.
Перед доносом Хасс собрал свой клан и сообщил о своем решении. Все единогласно поддержали его. Все согласились, что дело вышло за пределы войны банд, что ни о какой солидарности с «Сынами Могеса» не может быть и речи. И что привлечь полицию – это единственный верный шаг, даже если они навлекут на себя ненависть тех, кто поддерживал “Сынов”, тех, в ком такая жизнь породила страх и ненависть к людям.
Полиция не смогла быстро арестовать всех. Унати дрались отчаянно, с варварским наслаждением. А затем они пришли за Хассом. Клан не был к этому готов, их застали врасплох. Лидер «Сынов», с древним пороховым оружием, которое он незнамо где достал, явился покарать доносчика. Несколько головорезов, бывших с ним, тоже были вооружены. Они потребовали Хасса и он был готов отдать им свою жизнь в обмен на жизни своего клана. Такова была его мера ответственности. Но Баако посчитал по-иному – и когда раздались выстрелы, Хасс видел как пули рвали на части тело его друга, закрывшего Хасса собой.
Когда Таяра пришел в себя, он увидел лишь пятна света от направленных на него фонарей. В руках Хасса было нежно укачиваемое, но уже холодное тело друга. А лидер «Сынов Могеса» был мертв и выглядел он так, что ни один из офицеров никогда бы не поверил, что его убил один из таяран, если бы доказательства не были столь очевидны.
Все кончилось. Дела закрыты, смерть лидера «Сынов» списали как необходимую самооборону. В конце концов – у него было оружие. Но теперь Хасс не может выйти из своей каморки. Его разрывает от боли, злости, стыда и отчаяния. «Кулаков» больше нет. Члены клана – изранены в перестрелке, кто-то изувечен. Хасс сам привел ситуацию к тому, что пострадали его друзья – и более не на кого возложить ответственность. Только на себя. Как теперь смотреть в глаза членам клана, зная что они едва не стали жертвами его, Хасса, неспособности заплатить по счетам? Почему Баако решил, что Хасс более достоин жить? Глуп он был, вот почему. И за это Хасс зол на него больше, чем на всех остальных вместе взятых.
Некоторое время спустя…
-
Улетаешь все-таки…
-
Улетаю.
-
Да хранит тебя С’рандарр, да пребудет с тобой его свет…
-
Я уверен, что у него есть дела поважней.
-
Не ерничай, балбес… Ты уверен?
-
Я… Нет. Не совсем. Точнее – совсем нет. Но я не могу тут. И мне нечего тут делать. Я уже сделал все, чтобы…А, неважно.
-
Понимаю…
Старый таяра помолчал. -
У нас у всех есть то, от чего хочется бежать… Только не всегда получается. Может, оттого что мы это с собой и уносим… - он опустил усы.
Хасс кивнул и, наклонившись обнял отца. -
Позаботься о сестренках. И береги мать.
-
Конечно, чем-же еще-то заниматься-то… Ха-хах.
-
И за рыжей приглядывайте… - Хасс направил взгляд в закуток, где спала человеческая девчонка. Затем вновь перевел взгляд на отца и, порывшись в карманах, достал ключ-карту: - это от моей квартирки. Если кому-то понадобится – я не против. Ладно… Не скучайте.
-
Возвращайся, сын.
В помещении пустого склада, который долгие годы был местом встреч, было темно. В темноте не было видно щербин от пуль на стенах. Темнота прятала сломанный стол и разодранный диван, переломанные стулья. Темнота не могла скрыть лишь лик Баако, навеки запечатленный в синеватом свете памятной голограммы, окруженной свечами. Среди них была и только что зажженная Хассом.